Рогнединский район. Небесный дозор Аллы Михайловны Кулик

90 лет назад 17 декабря 1932 года в селе Пьяньково Рогнединского района появилась на свет девочка. Имя ей дали красивое — Альбина, но в семье звали  всегда Алей, в «метриках» она вообще — Александра. Сама героиня моего очерка, Альбина Михайловна Кулик, имя свое красивое не любит и предпочитает, чтобы назвали Аллой.

Семнадцатилетняя ее мама познакомилась с отцом, трудившемся в Коммуне, когда сама на тракторе работала, в красной косынке ходила. Через несколько лет эта косынка женщине аукнется, а пока молодые семью создали: в 18 лет юная совсем мама родила Алю, а в 41-ом — Валю. Накануне войны переехали в Рогнедино, жилье купили на улице, которая сейчас носит имя Чаплина, а тогда там только три дома было у дороги, ведущей на молокозавод.
Жили, строили планы, которые июнь 41-го перечеркнул черным фашистским крестом. Отец попал на фронт сразу: раз тракторист — значит танкист. Дочери его увидят еще только раз, но об этом позже. Забота о девятилетней Але и грудной Вале легла на плечи матери и бабушки.
Алла Михайловна военное лихолетье помнит от первого до последнего дня. Рассказывает, как отступая наши солдаты нашли на молокозаводе несколько пачек масла и, заглянув в их хату, попросили хлеба. Успокоили: «Не бойтесь, война через неделю закончится! Разобьем фашистов!». Бабушка отдала им одну из трех буханок. А потом пришли немцы. И неделя прошла, и другая, и две буханки хлеба закончились, а войне этой проклятой конца видно не было…
Михайловна вспоминает, я слушаю, записываю, знаю, что потом буду разбирать свой непонятный почерк. Хотя это особо и не нужно — каждое слово — свидетельство тех страшных дней — и в мою память врезалось накрепко.
Когда самолеты летели на Сещу и бомбили, семья в «окопу» пряталась: «В два наката она у нас была, с дверью прочной. Три кровати стояли, над одной валькина люлька висела». Вскоре к ним прибились и поселились по соседству три женщины и маленький ребенок. Так и стали жить одной семьей. Теперь уже по очереди в двух окопах прятались — смотря с какой стороны бомбили.
По ночам со стороны совхоза приходили в дом партизаны, мама пекла и передавала им хлеб. А днем брала с собой сумочку, старшую дочь за ручку и шла будто бы по грибы или ягоды к Засенью, там в копне что-то прятала… С огнем играла. Ведь много раз семья видела, как по дороге вечерами мимо хаты полицаи вели людей на расстрел. Зимой — раздетых, только босые ноги на снегу последние следы оставляли… Расстреливали возле телятника напротив совхозной конторы.
Настал день, когда мать нашей героини вызвали в комендатуру: один из полицаев, отсидевший за поломку трактора в советское время, припомнил ей и красную косынку, и работу в тракторной бригаде. Расстреляли бы точно, да только люди помогли, отговорили озверевшего полицая. Вот такое время было страшное — жизнь могла оборваться из-за личной неприязни. Война.
Голодали, конечно. Полицаи все выгребли, даже банку с раствором, который остался от соленого еще в мирное время мяса. С солью этой хоть хлеб, который больше из травы, чем из муки есть легче было. Словно нищенки ходили по домам с крошечной сестренкой, просили по несколько зернышек. Копали лопатами, сеяли зернышки эти, берегли каждый росточек…
А еще с самых ранних лет моя героиня знала, что даже в самой трудной ситуации надеяться нужно на Бога. И на это у нее были свои основания и личный опыт. Хорошо помнит, как читали по воскресеньям акафисты по очереди в разных домах на их улице. Благо у одной из женщин, Марии Ларионовны, которая вместе с ними жила, чудом сохранились книги с богослужебными текстами. Когда немцы с боями отступали и стреляли трассирующими пулями по жилым домам, все выгорели дотла, кроме тех, в которых звучала молитва…
Но самая чудесная история, которую Алла Михайловна, пронесла через всю жизнь, которая и меня поразила, и стала темой для стихотворения Натальи Шитиковой (См.ниже), произошла тоже в 1943-м, когда освобождали Рогнедино.
— В тот день, вспоминает, Алла Михайловна, солдатики наши попросили поесть — полевая кухня за ними не успевала. А что мы могли дать? Морковки да брюквы нарвали только. Выбрались из «окопы», стояли, смотрели им вслед радостные. А потом глянули на небо, а оно голубое — голубое и плывет по нему белая конница: лошади тихо-тихо небесную синеву копытами перебирают. Всадники, словно устав от долгого пути, расслабились, опустили поводья. Их несметное количество в этом небесном дозоре и четко каждая деталь видна: и стремена, и уздечки, и строгое спокойствие на лицах. На все небо растянулись, как в Псалтири — «От края небесе исход Его, и сретение Его до края небесе…». Вслед нашей армии шли, словно помогая. Больше часа это все длилось, мы даже устали, — говорит моя собеседница, — А потом белые кони стали совсем маленькими, ушли за горизонт. Ну не чудо ли? И сама отвечает — Чудо! Только нам никто не верил тогда, да и сейчас не поверят. А я это и спустя 80 лет помню, как сейчас.
После оккупации вздохнули свободнее, хотя впереди были еще два тяжелых года войны. В Рогнедино приехала врач Дина Афанасьевна Иванова с маленькой Риммой. В Пьяньково больница появилась, потом в Рогнедино открылась, где Аля с тифом лежала. Ровесники уже учиться пошли, а она долго не могла после тяжелой болезни сил набраться.
День Победы хорошо запомнился. Субботний вечер. Тогда уже фронтовики потихоньку стали возвращаться. Митинг возле клуба был, на котором Асташин, Герой Советского Союза, выступал. Гармонисты играли, Рогнедино все плясало — радость какая! Войны нет уже! Победа!
А мирная жизнь текла своим чередом. Аля снова пошла в школу, во второй класс в 12 лет. Учились в две смены. Да как учились? Приходили на занятия с лопатами, а после второго урока шли землю копать. А как же иначе, страна обескровлена, чтобы ее восстановить всем дел хватало. Даже дети это понимали.
Вот в то самое время в Рогнедино приехал отец, как оказалось совсем ненадолго. У него своя история. Воевал. Ранило под Сталинградом, медсестричка приголубила, и на годы он о своей первой семье забыл. Приехал, чтобы забрать старшую дочь Алю к себе — она уже большая, по дому поможет, да и алименты тогда с него требовать не будут. Папка приехал не с пустыми руками — привез целый ворох новых чулочек и необыкновенной красоты газовую косынку. Маленькая Валя, которая ни батьку своего, ни обуви нормальной, ни одежды в глаза не видела, сразу все примерила и была такая счастливая! Да только, когда старшая дочь отказалась с ним ехать, папка все забрал и исчез из их жизни навсегда.
В 1951-ом после семи классов моя героин пошла работать. Смеется — устроили по знакомству в милицию секретарем. Научилась на машинке печатать, перешла в отдел сельского хозяйства, а потом в райздравотдел. Печатала себе бегло и не представляла, что районная больница станет основным местом работы на долгие годы. А толчком на пути к медицине стало знакомство с медсестрой Ниной Никаноровной Блохиной и Федором Анатольевичем Лецким, который работал фельдшером в СЭС и собирал взносы в Красный Крест. Уже и не вспомнишь, кому пришла идея написать письмо в Красный Крест с просьбой открыть в Рогнедино курсы медсестер. Ответ из Москвы пришел утвердительный при условии, если есть помещение и желающие учиться. Все было. Выдали учебники, был решен вопрос с финансированием. Тридцать человек, в числе которых и наша героиня, прошли обучение на этих курсах, которыми руководила Дина Афанасьевна Иванова, а преподавали врачи больницы. Так Алла Михайловна стала работать палатной медсестрой.
Определилась с профессией, пришло время и семью создавать. Будущий муж, Петр Кулик, родом из Погарского района, после Новозыбковского училища работал в МТС комбайнером. Познакомились на танцах, долго не встречались. Из окон дома хорошо просматривался клуб и когда там гас свет, нужно было через десять минут быть дома. «Никаких свиданий! Нечего тягаться! Женитесь!», — приказала строгая бабушка. Приказ выполнили: в обеденный перерыв позвонила Аля будущему мужу в МТС, и быстренько Мария Булохова их расписала, как говорится, без отрыва от производства. Собрали «вечерку». Вот и все.
Надеялась, конечно, моя героиня на счастливую семейную жизнь. И любовь, наверное, была… Один за одним детки пошли: Валя — в 1957-ом, Лена — в 60-ом и Миша в 1964-ом. Да только повторила Алла Кулик судьбу своей мамы. Слова мужа о том, что он нашел другую, и нужно расстаться, восприняла внешне спокойно, только комок обиды, мешавший дышать, незаметно проглотила. Жили тогда в Андрейковичах Погарского района, поэтому первым делом позвонила маме узнать, есть ли место работы в больнице. Забрала детей и вернулась в Рогнедино. Муж периодически наведывался, но уже ничего не склеилось и как говорит Алла Михайловна: «Счастливой я стала только, когда он уехал окончательно, и дети мои стали спокойнее».
Жила себе, на судьбу не роптала — а что жаловаться? Работа в больнице любимая, детки растут. И ничего, что, когда дали комнатку в старой больнице, в чемодане жил маленький поросенок, который потом приучился на кровать забираться и так забавно в ногах похрюкивал. Ничего, что крыша текла и ручьи по коридору бежали. После «окопы» ничем не испугаешь! Зато потом квартиру в новом двухэтажном доме, что возле милиции, дали. Даже сарай был, куда поросенка этого поселили. Не могла без хозяйства: корову держала, птицу, даже быка и овцу тонкорунную одно время. Позже в новый дом на переулке Луговом переехали.
Работала в больнице с душой и желанием. Выучилась на «анестезистку», трудилась в хирургии. Алла Михайловна с огромным уважением перечисляет имена тех, с кем довелось работать (не успеваю записывать) — настоящие профессионалы. Бурмистров, Сидоров, Коротков, Заев, Закорвашевич. Гинеколог Р.Ф.Пунтус, педиатр Ю.Я Белогурова. Главврач Шарапова. Не только врачи замечательные, но и люди порядочные, тактичные. Никогда не унизят при всех, если есть недоработки — вызовут в кабинет. И Новый год вместе встречали, журналы медицинские выписывали, за чаем обсуждали. Есть что вспомнить… Все-таки в жизни много хорошего было!
А жизнь эта пролетела стремительно. Дочери давно самостоятельные, за них не стыдно. Валентина закончила Орловское художественное училище, работает художественным руководителем в Орле. Дочь и двое сыновей, внучок есть.
Елена пошла по маминому пути, поступила в Рославльский медицинский техникум. Трудится в одной из московских поликлиник. Двое дочерей у нее, внучка и внук.
Сын Михаил… Когда спрашиваю о нем, Алла Михайловна словно замерзает, в глазах — боль и растерянность. Ей трудно говорить, мне тяжело слушать. Привычно перебирает старые фотографии. Вот она на присяге вместе с красавцем — сыном. Ему очень идет форма… Миша окончил Новочеркасское высшее военное командное училище связи, служил на Сахалине. На службе и погиб в 27 лет.
«Знаешь, Надя, — зябко пожимая плечами, говорит она, — мне перед самыми родами приснилось, как с подоконника упал очень красивый цветок. Только расцвел, а упал и разбился. И так мне было страшно в том сне. 27 лет я об этом сне помнила. Душа болела. Вот и Миша в самом расцвете… Не успел расписаться с любимой женщиной. Пожить толком не успел. Шестимесячный сын остался. Тоже Мишка».

А теперь еще одна тема. О которой умолчать не могу — православная вера. Именно она давала моей героине силы. Спасала от ужаса безысходности, когда погиб сын — нужно было за него молиться, а кто это сделает, если не мать? Не впала в уныние, когда 12 лет назад сгорел дом и осталась в почти 80 лет только «в рваных тапках, халате, зато с граблями в руках». Знала, что на все Его воля. И Он не оставил. Дом со временем отстроили — дети, соседи, просто люди добрые помогали. Всем поклон до земли.
Алла Михайловна не только верила, но и деятельно трудилась на этом поприще — боролась за приход.
Слушаю с интересом дальше ее рассказ: «Помню еще старый Одигитриевский храм, в котором маленькая один раз на службе была. Помню, как в 50-ые годы колокольню огромную его взрывали. Не раз каялась, что танцевала в клубе, который в здании Алексиевского храма располагался.
Верила и молилась, а потом узнала, что много рогнединцев ездили молча в разные храмы: в Голубею, в Рославль… Каждый сам по себе. Постепенно все собрались. Кто-то подсказал идею обратиться к Владыке с просьбой об открытии прихода. Но для этого нужно помещение. Сколько мы вместе с Марией Матвеевной Силютиной и Марией Владимировной Ерохиной выходили, сколько вопросов решали, чтобы довести до ума старое церковное здание. Время было такое — ни стройматериалов, ни денег на них. Ходили по домам и по рублику собирали. Слава Богу, и люди откликались, и организации помогали! В райисполком не раз обращались, в автоколонну, чтобы машину дали. Плитку на пол воинская часть выделила. Алтарь пристроили, крышу накрыли. Николай Яшутин купол сделал — руки же у него золотые! А потом к Владыке поехали, Епархия тогда в Орле была. Литературу для богослужений нам дали, а вскоре и священника прислали. И с Божьей помощью приход ожил, стали Литургии здесь звучать. За тридцать лет несколько настоятелей сменилось — Петр, Владимир, Иоанн, Мирослав, Александр и нынешний наш батюшка Александр — всех помню!»
Сейчас Михайловна сокрушается, что здоровье уже не позволяет быть на каждой службе. Но есть вечные книги — Евангелие, псалтирь, ежедневно читает акафисты, православную литературу. Скучно не бывает никогда. Батюшка приехал в день юбилея — поздравил. Письмо от Президента получила. Радость! Каждый день прожитый — радость!

Иду домой по своей улице Чаплина. Беседа эта не выходит из головы. Страницы чужой жизни мысленно переворачиваю… Про наших бабушек книги нужно писать — в который раз в этом убеждаюсь. И всегда буду помнить, что здесь, на улице моей, была «окопа», где в войну пряталась ребенком 90-летняя теперь бабушка, что по этой дороге шли на расстрел босыми ногами по снегу наши земляки. А глядя на небо, всегда буду представлять небесных всадников, плывущих по бескрайной синеве — к нашей Победе.
Здоровья и мирного неба Алле Михайловне Кулик и всем нашим дорогим старикам!

Надежда Соловьева
Фото автора

Наталья Шитикова. БЕЛЫЕ КОНИ

За окнами стыло и хмуро.
Метельно декабрь ворожит.
Развей меня, бабушка Шура,
О жизни своей расскажи.
За кружкой с дымящимся чаем
Слова сахарком подсластив,
Давай мы тоску развенчаем
О прошлом слегка погрустив.
Недобро предчувствие гложет,
Томлюсь от увиденных снов…
— Давай. И старушка отложит
На время свой молитвослов.
«Давно ли ты веруешь в Бога?»
— Без веры и дня жила.
На бабу навьючено много
И ношка у всех тяжела.
То пашешь, то сеешь, то косишь,-
Под вечер не чувствуешь ног.
Под сердцем, опять-таки, носишь
Дитя — помоги ему Бог!
А нынче к закату дорога.
Топчусь по рутинной пыли.
Душой опираюсь на Бога,
А телу нужны костыли.
В молитве, как чай, не остыну.
Мне с горем своим не к врачу…
Вот, нынче погибшему сыну
«Там» вымолить доли хочу.
А Бог — Сердцевед и к тому же
С Ним, истинно, минешь сетей.
«Была ли ты счастлива с мужем?»
— Он бросил меня и детей.
И словно без крови по жилам
Прошёлся зазубренный нож:
— Вернулся. Немного пожили,
А сердцу не люб и не гож.
И я ему милой не стала.
Что снова ушёл — не виню.
Та боль, что в душе прорастала
Засохла на самом корню.
И взгляд без воинственной стали,
Не саднит разглаженный шов:
«Помаялись да и расстались —
А дальше жилось хорошо.
Быть «брошенкой» бабу не личит,
Но терпишь раз доля твоя.
А Шурой в деревне не кличут.
В крещенье так названа я.
Рассказ с притупившейся болью
Не жалоба, не похвальба —
Цветной полушалок, что молью
Изрядно побила судьба.
В нём нет осужденья и злости
И соли не сыплется в след.
Всё тем, кто давно на погосте,
Простила за давностью лет.
«А есть ли такое, припомни,
Что врезалось в память навек?»
-Запомнились белые кони
С несчётным числом человек.
На диво старухам и детям
Шли строем у всех на виду.
Мы видели их в сорок третьем.
В войну. В переломном году.
По небу от края до края
Небесное воинство шло
И солнце пронзив, не сгорая,
Блестели копьё и шелом.
Устало опущены плечи,
Свободно лежат повода.
Их путь пролегал издалече
Над нами незнамо куда.
Копытили небо бесшумно…
Но дед, не привыкший молчать,
Домыслил, прищурившись умно,
Что «наших» пошли выручать…
Рассказ без бравады и фальши,
Без всяких лукавых прикрас
«А что было, бабушка дальше?»
— Что дальше — то в следующий раз.
Грехи пустословием множим…
Взглянула и я на часы.
Подумалось: в воинстве Божием
Сегодня и бабушкин сын…