Тропою памяти. Трагедия в заовражье

Наша страна понесла чудовищные потери в войне с гитлеровской Германией. Причем, если в Советское время потери оценивались в 8-9 миллионов человек, то в последующем фигурировала цифра 28 миллионов, а теперь поднимают планку еще выше. Российская земля, та, что, находилась под немцем, усеяна братскими могилами. Сколько их, русских солдат, офицеров, опытных вояк и безусых юнцов полегло на полях сражений.

Родители рассказывали мне, что в 41-м обширная территория между Снопотом и Щипанью была завалена трупами красноармейцев и гитлеровцев. Они лежали штабелями, разлагались, трупный запах разил за километры.
До сих пор поисковики находят останки бойцов. Если повезет, что сохранился медальон, устанавливают фамилии погибших, сообщают родственникам. А как, в какой реестр вносить имена погибших в оккупацию, говоря сухим официальным языком, гражданских лиц?
В ноябре 42-го гитлеровцы и их прислужники-полицаи заживо сожгли более 80 жителей поселка Марьевка. На памятнике, на месте трагедии, табличка извещает о дате и количестве жертв. И ни одной фамилии погибших в назидание живущим. После войны сразу этого не сделали, а теперь «вспоминать всех поименно» нет возможности тем более. Карачевская Хацунь здесь скорее всего исключение, символ памяти о миллионах погибших мирных жителях, советских гражданах, в годы оккупации.
Сколько их, расстрелянных, замученных пытками, сгоревших заживо в огне пожарищ покоятся на стихийных погостах? У каждого своя судьба, свой крест. Мои земляки – снопотчане недавно поведали мне историю женщины, расстрелянной в 1943 году местными полицаями, и хотели показать место, где она была захоронена.
Эту трагическую историю нам, детям, рассказывали родители. Но за давностью лет многие подробности стерлись из памяти. Восстановить их теперь не так-то просто, потому что практически не осталось в живых очевидцев военного времени. Вот почему историю с расстрелом Евдокии Кирилловны Нефедовой жители Снопота трактуют по-разному.
— К ней в дом пришли переодетые в гражданское несколько полицаев и немецкий офицер, — рассказывает художественный руководитель Снопотского Дома культуры Ирина Гаврикова. – Дуня была в землянке с тремя маленькими детьми. Нежданные гости – большей частью местные полицаи-стали интересоваться, довольна ли она немецкой властью. Вероятно, женщина, учитывая, что полицейские были своими, деревенскими, излишне пооткровенничала и сказала что-то не то. Ну и все: переодетый гитлеровец вскочил со скамейки и на ломаном русском языке приказал поставить женщину к стенке.
Детей не тронули, их взяла к себе соседка Полина Нефедова (я горжусь, что это была моя бабушка), у которой своих было четыре дочки и два сына – мал мала меньше. Жили сиротки у Нефедовых до той поры, пока не вернулся с войны их отец Владимир Тимофеевич. В Снопоте был известен под кличкой Пистолет. У него был прекрасный оперный голос. Сейчас его прозвали бы снопотским хворостовским. Кстати, знал наизусть объемную поэму Жуковского «Светлана», чем особо удивлял земляков. Трудно сказать, откуда пошло такое странное прозвище – Пистолет. Можно лишь предположить, что, работая в колхозе кузнецом, он, по рассказам очевидцев, был столь искусным, что мог смастерить даже боевое оружие. Также поговаривали, что Володя якобы привез с войны именной пистолет. Но это лишь версия.
Кузнец вскоре женился на другой женщине. Так у Толика, Коли и Женечки появилась мачеха. Снопотчане рассказывают, что ребятам несладко жилось с мачехой, но все они выросли, получили образование. Анатолий и Николай устроились в Москве. Николая я знал ближе, во время учебы в университете много раз останавливался у него. Судьба не дала ему семью и детей, это был добрый, открытый человек. Сыновья, внуки часто навещали отца. Не забывали они и бабушку Полину Петровну, которая сохранила их жизни в трудную годину, стала второй мамой.
Но вернемся к другой версии случившегося 74 года назад. Рассказывает Татьяна Гаврина, дочь Марии Ивановны Кузнецовой – старшей дочери Полины Петровны Нефедовой: «По свидетельствам мамы, дома моей бабушки и Евдокии Нефедовой стояли рядом. У них были корова, гармошка. Услышав выстрелы со стороны оврага, Полина Петровна поспешила к соседям. В доме были испуганные дети, а в окно видно, как к крыльцу подходят полицаи. Когда они вошли в комнату, кто-то из детей спросил: «Где наша мама?». «Пошла за водой, сейчас придет», — последовал ответ. Но дети не поверили, потому что чайник, с которым мама обычно ходила к речке, стоял на столе. Один из полицейских приказал старшему из Нефедовских детей, Коле, полезть под пол и принести коровье масло. Мальчик полез, но, найдя масло, перепрятал его подальше. А полицаям сказал, что «там масла нету».
Полина Петровна спросила полицейских: «Куда вы денете детей?». Они: «Маме нашли место и им найдем». «Ну нет, — ответила Полина Петровна, — детей я вам не отдам, заберу их к себе». И с этими словами подошла к сиротам и увела в свой дом. А полицаи привязали к повозке корову, прихватили гармошку и под веселые переборы трехрядки поехали дальше вершить свои гадкие дела. Я так думаю, что Дуню и расстреляли, чтобы забрать ее корову и гармошку».
Наиболее объективную версию рассказала одна из старейших жителей села Лидия Никитична Андреева:
— У нас в Снопоте была такая Дуня Ильичева — Абрамовых ребят мама (муж ее воевал в партизанах). А рядом жили Фрося и Максим. Так вот Фрося при полицаях проболталась, что немцы, мол, плохие, а партизаны-хорошие. И вот Фросю и двух Евдокий в один день и постреляли. Памятник на месте гибели матери установили пистолетовские дети.
К версии Л.Н.Андреевой близки и свидетельства другой жительницы Снопота – Зои Алексеевны Гераскиной (в девичестве Лолоковой). Евдокия Ильичева – это ее бабушка, а ее отца — мать. А отец, действительно, был в партизанах. «За это ее и расстреляли, — говорит Зоя Алексеевна. – Всех их похоронили на кладбище, у бабушки так же, как у Дуни Нефедовой, остались трое детей. Их воспитывала моя мама Мария Ивановна, вела до призыва в армию. Впоследствии, став взрослыми и самостоятельными, они тепло, с благодарностью относились к ней.
…Мы с Ириной Гавриковой приехали в заовражье – так в Снопоте называют часть домов, «отгороженных» от основного села широким и глубоким, поросшим деревьями и кустарниками, оврагом. Пока шли в направлении места расстрела, она рассказала, что про здешнюю трагедию снопотчане узнали от Татьяны Нефедовой, внучки Полины Петровны. Услышав ее рассказ, работники Дома культуры, местной администрации решили благоустроить это святое место, подкрасить крест, вырубить на пути к нему кусты, сделать прокос для тропинки и ступеньки для удобства, подсыпать холмик. 22 июня этого года снопотчане возложили к месту трагедии памятную корзинку и живые цветы, склонили головы в минуте молчания.
— Сама я белорусска, — продолжает Ирина. – В нашей семье воевал дедушка Петр Петрович. Похоронен на территории Чехии, в братской могиле. Для нашего поколения память – это святое. 22 июня, в 4 утра люди приходят к памятнику в центре села и зажигают свечи, и несут цветы. Так должно быть всегда.
Мы долго не уходили от скромного креста и такого же скромного холмика. Не уставали читать на табличке «Нефедова Евдокия Кирилловна. 1906 – 1943». Над головами шелестели листвой деревья, звонко перекликались птицы, зашлась в лае далекая дворняга, с улицы доносились детские голоса. Жизнь продолжается…
Виктор Игнатов